Черкёх. Часть 2: музей "Якутская политическая ссылка"

[shagonar]

Показанный в прошлой части Черкех стал самым интересным селом Якутии не только как родина её ключевых личностей, но и при самом прямом их участии. Писатель Дмитрий Сивцев, он же Суорун Омолоон, творил не только на бумаге и сцене, но и на аласах и лугах. Его произведения, понятные вне зависимости от знания якутского - несколько музеев под открытым небом. В самом крупном из них, - "Дружбе" в Соттинцах, - мы начинали маршрут по Заречным улусам, но свой первый скансен Суорун Омолоон основал в 1977 году на малой родине. Под казённым названием "Якутская политическая ссылка" скрывается огромный и отличный музей народного зодчества, где постройки дополнены историями их обитателей.

За этот пост стоит поблагодарить заведующего музеем Николая Ефимовича Попова, научную сотрудницу Изабеллу Яковлевну Жерготову и главу Таттинского улуса Михаила Сорова, стараниями которому здесь идёт масштабная реставрация. Ну и конечно администрацию Республики Саха, депутата Госдумы РФ Сардану Авксентьеву и проект "Живое наследие".

В прошлой части я показывал часовню над могилой Дмитрия Сивцева с видом на его родной алас километрах в 20 севернее Черкёха. Там он начал жизнь "на 906-й версте пути ко второму тысячелетию", там на 99-й версте своего пути и упокоился. Он был из заурядной для этих мест семьи якутских крестьян-середняков, а молва сложила легенду о том, как в детстве мальчик упал с колокольни, и приземлившись в траву невредимым, на всю жизнь понял - Бог есть. Сам Дмитрий Кононович описывал такую история произошедшей в 1970-х годах с другим человеком, а из детства вспоминал батюшку, который на исповеди раз и навсегда внушил ему, что нельзя воровать и лгать, да русский букварь, подаренный "на 13-й версте" неким Сергеем Прокопьевым. Так воспитанный на "Олонхо", якутских легендах и сказках, Суорун Омолоон вошёл в мир православия и великой русской культуры. Культурой этой он проникся, прочувствовал её величие, но никак не противопоставил своей. "Русская литература - это наша литература, вместе мы богаче" - говорил он много десятилетий спустя. Что не мешало творить только и исключительно на родном якутском, благо перед автором в те годы лежала целина с парой робко протоптанных тропок. В 1932 Дмитрий Кононович создал первую якутскую драму "Кюкюр-уус", а в 1947 по его либретто была поставлена первая якутская опера "Ньурган-боотур Стремительный", основанная на крупнейшей из былин "Олонхо". На излёте сталинизма писатель ненадолго угодил в тюрьму, но с позднесоветской эпохи неуклонно превращался в живую легенду, мудрого старца народа саха.  Первый "скансен" Якутии он создал методом народной стройки: не прося средств у государства, на субботники по благоустройству территории, переносу и воссозданию построек выходило от 150 до 400 человек. Ну а название... с одной стороны, инициатива снизу должна была укладываться в генеральную линию партии, а с другой, тот русский, что дал маленькому Сивцеву букварь, скорее всего сам был из политссыльных. Якутскую область Российской империи называли "тюрьмой без решёток", но сотни образованных и пассионарных людей в её глуши вывели якутский народ из может и прекрасного, но очевидно затянувшегося культурного Средневековья. Этот даже не воздушный, а духовный мост "Якутия - Большой мир" и попытался показать здесь Дмитрий Кононович.

2.


Главная улица Черкеха тянется параллельно Колымской трассе, мимо новой школы и Музея Якутской государственности (см. прошлую часть), и упирается в заметный со всего села зелёный купол - основное здание Черкёхского музея. В двухэтажном корпусе находятся администрация и кухня, где мы пили чай в компании Изабеллы Яковлены, Николая Ефимовича и нашего шофёра Николая Егоровича. Там же и пара гостевых комнат - единственное место на много километров вокруг, где можно переночевать, и это большая проблема для музея в 4-6 часах (как паром пойдёт) пути от Якутска. За 600 рублей в день тут можно остановиться всем желающим, но негде размещать главный контингент отечественных музеев - школьные экскурсии. Мы жили в комнате одни и имели возможность гулять по огромной (дуга 600 на 300 метров) территории музея в любое время суток - например, ходили на закате смотреть эдельвейсы, которые я показывал в конце прошлой части. Экскурсия же рассчитана на полный день, а то и на два дня - речь якутских экскурсоводов неспешна и длинна, как рассказ у камелька зимним вечером...

3.


Новенький балаганчик отмечен на схеме как дом-музей почти современного (родился в 1949 году на Вилюе, но с 1967 года живёт на Татте) якутского поэта Василия Алексеева, фактически литературный салон при скансене:

4.


Рядом - и первый экспонат: дом Тимофея Алымова, революционера-анархиста из Средней Азии (родился в Капустином Яре, вырос в Перовске - теперешней Кызылорде), который в 1911-12 годах жил в ссылке в селе Баяга, а в 1918 на Бодайбо примкнул к большевикам и был убит в бою под Киренском. В этом же доме располагались первое в наслеге училище, откуда вышел якутский писатель начала ХХ века Николай Неустроев, и первая больница в улусе. Теперь дом, перенесённый в Черкёх в 1981 году, служит мастерской - на веранде ждут реставрации фрагменты скульптур, мебель, сани и нарты, которые Николай Ефимович настоятельно просил не снимать.

5.


Самовары же, вместе с якутской мебелью, гобеленами и всякой всячиной, знакомой по десятку музеев из прошлых частей - в круглом зале под зелёным куполом.

6.


У крыльца - вросший в землю УАЗик, последним владельцем которого, как нетрудно догадаться, был Суорун Омолоон. "Козлик" так и стоит здесь с 2005 года, негласно превратившись в полноценный экспонат - за машинкой явно следят, и лишь трава вокруг напоминает, что достигнута последняя верста.

7.


Главный вход в музей - у зелёного купола, но даже калитка на заднем дворе тут весьма симпатична. Как и сама Якутия, Черкёхский скансен делится на две части рекой - только не огромной Леной, а тихая болотистой Таттой. Мы пока на левом берегу:

8.


Над которым высится деревянная Никольская Таттинская церковь (1900-02) - исходная постройка музея. Название напоминает о том, что с момента образования Таттинского улуса в 1912 году и до 1930 года именно Черкёх был его центром:

9.


Не знаю, всё-таки падал ли Дмитрий Сивцев с колокольни. Но последней работой его, законченной в 2004-м, за год до смерти, в возрасте 98 лет, была литературная редакция "Санга кэстыл" - Нового Завета в благословлённом Церковью переводе на якутский. Вот и памятник писателю стоит у храма:

9а.


После церквей Кёрдема, Бютейдяха, Арылаха с такими же угловатыми формами и изящными наличниками как единственным украшением Никольская церковь воспринимается образцом местной школы деревянного зодчества. Абсолютно российской - но не сказать, чтобы русской:

10а.


В храме, где воссозданный иконостас дополняют портреты архиерев и миссионеров - музей якутского православия с иконами, утварью, изданиями "Санга кэстыла" и стендами про Якутский казачий полк (см. здесь в конце).

10.


Силуэт церкви в миниатюре повторяет Уолбинская часовня то ли Николая Угодника, то ли Иннокентия Иркутского (в разных местах), срубленная в 1850-х годах и перенесённая сюда в 1979-м:

11.


Сарайчик за храмами открывает тему ссылки. Это "сибирка" - сельская тюрьма-одиночка для местных смутьянов и проезжих каторжан:

12.


На кадре выше - та часть, где сидела охрана, а камера сибирки - вот:

12а.


Дальше в той стороне - навес с парой повозок:

13.


И наполовину скрывающая его в этом кадре деревянная ураса, не последняя в нашем рассказе и потому запертая. За ней - то, что можно было бы назвать Сектором ссыльных. Обилием которых, по преданию, улус обязан старосте Роману Оросину, который давал взятки губернатору за то, чтобы самых образованных изгнанников присылали на Татту:

14.


На кадре выше фигурки Наташи и Изабеллы Яковлены пестреют у входа балаган (он же юрта, он же капитальный якутский дом) Эдуарда Пекарского, перенесённый при создании музея из урочища Джеряннах:

15.


Этот поляк не столь знаменит, как Ян Черский или Александр Чекановский, в честь которых в Сибири называют города и хребты, да и путь его выглядел чуть иначе. Родившись в семье обедневшей шляхты под Минском в 1858 году, в польских восстаниях он не смог поучаствовать просто за малостью лет. Пекарский жил в Таганроге и Чернигове, проникаясь понемногу идеями социалистической революции. Приехав в Харьков учиться на ветеринара, вскоре Пекарский был отчислен политическим причинам, а после очередного эсэровского теракта его на всякий случай упекли в Сибирь. Но такова уж суть русской ссылки - "эту был энергию, да в мирных целях": на новом месте революционер стал учить якутский, и в 1895 году не очень-то заметил, что срок наказания вышел и он может вернуться домой. Лишь в 1910-х годах Пекарский уехал в Петербург, где и жил, заведуя сибирским сектором Кунсткамеры, до 1934 года.

15а.


В 1896-1930 годах он создал поистине фундаментальный труд - первый в мире словарь якутского языка.

16.


В чём помогал ему Всеволод Ионов, ссыльный народник из Астраханской губернии, попавший в Якутию в 1883 году после 5 лет каторги. Здесь он сменил несколько сёл, женился на якутской сказительнице Бэгэ Маарыйа, и везде учил грамоте местных детей. Следующий балаганчик - школа Ионова, работавшая в 1894-1901 годах:

17.


Сейчас там идёт реставрация, поэтому внутри мы не увидели ничего, кроме деревянных стен и одинокого камелька. Ионов же в 1901 году перебрался в Якутск, консультировал научные экспедиции, редактировал журналы и газеты, а в 1910-11 годах на основе трудов Пекарского создал первый якутский букварь. После чего отбыл в Киев и умер в феврале 1922 года в небезызвестной Буче.

18.


Совсем маленький балаганчик, лодка рядом с которым вроде бы (если я верно помню) осталась от съёмок какого-то кино - дом народовольца Василия Трощанского, которому якуты успели дать имя по-своему - Тараатай:

19.


Дворянин из Кишинёва, в столице он вступил в организацию "Земля и Воля", два года провёл в Петропавловской крепости за убийство жандарма и ещё 10 лет - на страшной Карийской каторге. Наконец, в 1886 году Василий Филиппович осел без права выезда в Черкёхе, где вместе с другими ссыльными издавал "Улусный сборник".

20.


Научные труды Трощанского посмертно опубликовал всё тот же Пекарский, и обереги под потолком напоминают, что важнейшим из этих трудов была "Эволюция чёрной веры шаманства у якутов", законченная в 1895 году.

20а.


В Черкёхе Тараатай прожил 12 лет, и неизменно впечатляет в этих балаганах то, что ссыльные почти не вносили корректив в найденную якутами конструкцию с наклонными стенами, лавками-завалинками (орон) и глиняным камельком (огох). Разве что придумали делать "немецкие углы", выступающие вглубь помещения:

21.


В 1898 году Трощанский здесь и умер, и его могила с раннесоветским обелиском и современным чардаатом (склепом) - на кладбище за Таттой с видом на музей:

22.


Самый дальний в Секторе ссыльных - дом Петра Алексеева, построенный в 1886 году якутскими бедняками Дмитрием Чохоровым и Никитой Хаптагаевым в местности Булгунняхтах. Вернее, его реплика, но - чрезвычайно убедительная снаружи:

23.


У юрты Алексеева была особенность - две печи: классический якутский камелёк и что-то вроде попытки его улучшить. Сын смоленский крестьян, Алексеев работал на ткацких фабриках Москвы и Петербурга, где примкнул к народникам и был арестован по "делу пятидесяти". Однако как истинный революционер, Алексеев превратил зал суда в свою трибуну, и сказанную им в 1877 году фразу "…Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда и ярмо деспотизма, ограждённое солдатскими штыками, разлетится в прах" взял на вооружение Ильич. Этого хватило, чтобы Таттинский улус, куда Пётр Алексеевич отправился в ссылку в 1884-м, назывался в 1963-90 годах Алексеевским районом.

24.


В ссылке герой-пролетарий экспериментировал с конструкцией камелька и учил якутов пользоваться косой-литовкой, пока в 1893 году на аласе Тюмэтэй его не прикончил случайный разбойник.

24а.


Теперь вернёмся ко входу в музей и перейдём по висячему мостику в Заречье, представляющее собой широкой остров меж таттинских рукавов. Эту часть скансена я бы назвал Этнографический сектор, а открывают её две урасы и сэргэ - священная коновязь, сочетавшая практические и ритуальные функции. Сэргэ в Якутии стоят всюду, но больше современные, а это - вполне историческое, поставленное в 19 веке тойоном Абрамовым из Булгунняхтаха.

25.


Огромный белый чум с чуть выгнутыми краями - это и есть ураса, или точнее могол-ураса (берестяной шатёр), летнее жилище зажиточных якутов. В данном случае, как я понимаю, просто реплика - ведь разве может якутский музей народного зодчества обойтись без главного символа этого самого зодчества?! Заодно тут выставлена утварь - кожаные бурдюки для изготовления кисломолочных продуктов, берестяная посуда для быта и чороны - резные деревянные кубки для торжественного кумысопития. Об этом всём я рассказывал здесь, а здесь показывал ещё и мастерскую чоронов.

26.


Равно как и за устройством урасы и балагана отсылаю в свой пост о "Дружбе". Между урасами двух музеев отличия только в деталях, да и то небольших. Вот например прикрытая хаппахчы - орон девушки на выданье:

27.


Рядом странная конструкция - всего лишь каркас урасы, в отличие от "целых" урас - подлинный. Кольцо из сэргэ с перемычками - круглогодичная основа, на которую летом ставились жерди и засыпались землёй ороны. Название "берестяная ураса" не вполне точное: прежде якуты делали из бересты ткань наподобие ХБ, но секрет её забылся с появлением брезента.

28.


Люди попроще ставили деревянные урасы, которые во всей Якутии я видел только в Черкёхе: конкретно эта сооружена в 1867 году. Более грубая и примитивная постройка "о 8 углах" оснащена таким же точно очагом и оконцем в крыше, но что особенно удивительно по своим временам - разделена на комнаты!

29.


Чуть дальше стоит классический якутский балаган, или зимняя юрта из местности Сасыл-Уйалааах. В Черкёхе он стал Домом Олонхо, о чём напоминают многочисленные лосиные рога, саламы (ленточки-обереги) и деревянные статуи:

30.


Внутри - обычный в общем интерьер с мощным камельком:

31.


В трубу которого я даже заглянул:

31а.


"Олонхо" - один из двух на всю Россию объект Нематериального наследия ЮНЕСКО, попавший в список в 2005 году. Якутский эпос повествует о трёх мирах - верхнем с 9 небесами богов, среднем Орто-Дойду с людьми и духами мест иччи и нижнем Аларраа-Дойду, где живут злые абасы. Ещё - о племени пралюдей Айыы-Аймагыы ("родня богов"), которое всемогущий демиург Юрюнг отправил (а не изгнал!) осваивать Орто-Дойду и изгонять абасов. "Олонхо" - это, без преувеличения, коллективная душа якутского народа: и космогония, и святое писание, и летопись. В нём чередуются рассказы, песни и театр одного актёра - речитатив с несколькими канонами: скажем, для боотура, для девушки, для разных животных вроде друга-коня или благовестника-стерха, или для мудрого старца Сээркэн-Сэсэна. Эпос слагают многочисленные былины длиной от 10 до 36 тыс. строк, исполнение которых занимало несколько суток чистого времени. То есть растягивалось на недели и месяцы - долгие тёмные зимние вечера, когда за окном несовместимая с жизнью температура, явно сыграли в якутской культуре не последнюю роль.

32.


Олонхосуты (сказители), знавшие эпос наизусть и читавшие его в подобии транса, в якутском обществе были и остаются одними из самых уважаемых людей. Свой сказитель, как кузнец или шаман, был у всякого уважающего себя рода. Олонхосутами, к которым приходили даже из других улусов, во все времена были богаты окраины Саха-Сирэ - Татта и Вилюй. В 19 веке такой славой обладали десятки имён, а слушали всё те же Пекарский, Трощанский или не отметившийся в Татте поляк Вацлав Серошевский - основоположник якутоведения. Пели "Олонхо" и "якутский Робин Гуд" Манчаары, и "красный шаман" Платон Ойунский, записавший "Ньурган-боотур" как поэму. Но в переломном ХХ веке ключевую роль в сохранении эпоса сыграл Сергей Зверев (Кыыл Уола) с Верхнего Вилюя. Потомственный сказитель, в Великую Отечественную войну он писал патриотические песни, а в 1947 году помогал Якутскому театру в постановке "Ньурган-боотура" по либретто Омолоона. Знакомый и с миром древней духовности, и с городской культурой, Кыыл Уола дал неоценимый материал фольклористам и этнографам, а главное - напомнил народу не забывать "Олонхо". Со смертью Зверева в 1973 году на передний план вышел Пётр Решетников из Черкёха - самый известный современный олонхосут. Точнее, ийэ-олонхосут - импровизатор, в рамках сюжета не воспроизводящий тексты по памяти, а сочиняющий их на ходу.  Собираясь в Чёркех, я мечтал пообщаться с Пётром Егоровичем лично... но никто не сказал мне почти до начала поездки, что он ушёл в 2013 году. Лишь недавно у сказителя вдруг появилась наследница - дочь Розалия, большую часть жизни спокойно работавшая в черкёхская поликлинике и не понимавшая призвания отца. Пока в ней не проснулся некий голос: олонхосут, как и шаман - не выбор, а призвание. Николай Ефимович пригласил Розалию Решетникову выступить перед нами:

33.


Две её песни - вступительную и от лица зловредного абасы, я выкладывал в посте о духовной культуре якутов. Здесь - ещё несколько песен "Олонхо":

Голосом и мимикой Розалия Петровна здорово перевоплощалась из образа в образ. Вот например очевидный боотур:

А здесь чувствуется счастливый конец сказания:

А вот Изабелла Яковлевна в компании подрастающего поколения - внуков Розалии Петровны и просто таттинских детей, подающих надежды стать сказителями.

34.


Продолжает тему якутской мистики Аал-Луук-мас (Мировое древо), изготовленное по просьбе православного Суоруна Омолоона советским мастером Семёном Ычановым.

35.


В 21 веке Мировое древо пошло вразнос, и Николай Ефимович озаботился его спасением. Реставрация прошла в 2021-22 годах при поддержке депутатов Ил-Тумэна (якутского парламента) Якова Ефимова и Михаила Гуляева:

36.


Полюбовавшись на детали трёх миров...

37.


...вернёмся в Орто-Дойду. За древом стоят бабаарыны - ещё одна разновидность деревянных юрт. Судя по названию, похожему на русское "поварня", якуты не упростили до такого состояния деревянные урасы и не позаимствовали напрямую бурятские деревянные юрты, которые не могли не видеть по пути в Иркутск. Зато это сделали ямщики, устраивавшие в них кухни на оборудованных в 1740-е годы почтовых станциях Ленского тракта, и вот с них бабаарына уже разошлась по аласам. Урасу, более совершенную во всём, кроме простоты возведения, она почти вытеснила уже в 19 веке. Но и развалины бабаарын я видел лишь в сайылыках - временных хуторах у пастбищ и покосов:

38.


Дальняя (на кадре выше) бабаарына заперта, а в ближней, построенной в 1880 году старостой Тарсинского наслега, невооружённым глазом видны отличия от деревянной урасы - плоский глухой потолок и камелёк вместо очага.

39.


Обратите внимание на тонкие и корявые брёвна. В постах о Чурапче и окрестностях я много расписывал про совершенно неожиданный в Центральной Якутии дефицит питьевой воды: осадков тут очень мало, и деревья питается талой водой, которой мерзлота не даёт уйти глубоко в землю, людям же остаются лишь застойные озёра. Чуть менее неочевидно, что тут и с деревом не лучше - в основном якутская тайга низкорослая и корявая, а в наши дни брёвна в Якутск везут в основном из Витима.

39а.


В 19 веке якуты под русским влиянием начали строить избы - но своеобразные: с плоскими дерновыми крышами (осадков-то всего ничего!) и из тонкого бревна. За бабаарынами стоит дом-летник Марии Андросовой, которую мы тут уже встречали под именем Бэгэ Маарыйа - выйдя замуж за русского интеллигента Всеволода Ионова, сказительница превратилась в этнографа. После смерти мужа она не раз возвращалась в Якутию с экспедициями и помогала Пекарскому в работе над словарём. И только почему дома супругов разнесены так далеко, для меня так и осталось загадкой.

40.


Завершает тему ссылки дом Владимира Короленко, русского писателя и самого, пожалуй известного широкой публике из увековеченных тут людей. Выходец с Украины, в Амгинскую слободу он попал в 1881 году, впрочем, как революционер-народник, а писательский путь начал лишь в 1885 году, когда из ссылки прибыл в Нижний Новгород. Во многом - по якутским впечатлениям: Короленко жил в пристройке к избе крестьянина Захара Цикунова, из общения с которым и родился его первый рассказ "Сон Макара". Кое-где пишут, что это был якут Сакынов, ну а истина - посередине: "Макар (...) очень гордился своим званием и иногда ругал других «погаными якутами», хотя, правду сказать, сам не отличался от якутов ни привычками, ни образом жизни. По-русски он говорил мало и довольно плохо, одевался в звериные шкуры, носил на ногах торбаса, питался в обычное время одною лепёшкой с настоем кирпичного чая, а в праздники и в других экстренных случаях съедал топлёного масла именно столько, сколько стояло перед ним на столе". Да и разве якутская это мечта - "всё бросить и уйти на «гору». Там он не будет ни пахать, ни сеять, не будет рубить и возить дрова, не будет даже молоть зерно на ручном жёрнове. Он будет только спасаться. Какая это гора, где она, он точно не знал; знал только, что гора эта есть, во-первых, а во-вторых, что она где-то далеко, — так далеко, что оттуда его нельзя будет добыть самому тойону-исправнику…"

41.


Рядом с юртой мы увидели памятник Короленко и кучу строительного мусора - здесь полным ходом шла реставрация. Сейчас камелёк украшает, может быть, выведенное угольком слово "СОЛЬ" - так Короленко напоминал себе, что не надо забывать солить пищу, и Николай Ефимович делился планами воссоздать эту надпись.

42.


Рядом, на опушке - тройка сэргэ, сделанных в 1927 году Платоном Ойунским:

43.


А за ним притаился в лесу охотничий домик размером меньше, чем наш УАЗ-"Патриот":

44.


Внутри те же лавки да камелёк. И специальная пробка в стене, вынув которую охотник мог сходить по нужде, не вставая:

45.


Последнюю, самую дальнюю и разреженную часть, я бы назвал Производственным сектором. Открывает его, конечно же, "башня Манчаары", корректнее - башня тойона или просто осадный амбар. На своей равнине якуты жили совсем как горцы - россыпью оседлых скотоводческих племён, а потому немудрено, что их тойоны, подобно горским князьям, сооружали защитные башни. Хранилось в них в основном добро, а хозяева укрывались лишь в случае набега. Возведение осадных амбаров продолжилось и в русскую эпоху, теперь не от междоусобиц, а от разбойников, и "виновником" последнего поколения якутских башен стал Манчаары, робингудивший й в 1830-40-х годах в теперешнем Мегино-Кангаласском улусе. В тамошней Майе я показывал самую красивую башню Пономарёвых, а это - срубленная в середине 19 века башня Марковичей из мегино-кангаласского селения Лампа:

46.


За башней - пара кузниц: в старину это были не менее чтимые места, чем святилища. Ведь предками якутов, их тюркским компонентом, считаются воинственные курыкане, в сыродутных горнах получавшие почти чистое железо и потому вооружённые до зубов. Уйдя из Прибайкалья на север, их потомки забыли письменность и колесо, но сохранили первоклассную для средних веков металлургию. Думается, именно выходы железных руд на притоках Лены определили место, где курыкане нашли новый дом. Кузнец у якутов слыл фигурой мистической, и в отличие от шамана, к которому относились скорее со страхом, пользовался безусловным почётом. Кузнецы делали и шаманские обереги, поэтому шаманы были бессильны перед их духами-покровителями, как и все айыы (боги) уважали Кудай-Бахсы - бога-кузнеца, жившего снаружи всех измерений. Всё это немудрено: именно железо обеспечило саха гегемонию в своём мамонтовом краю, как позже русским - порох.

47.


Якуты знали огнеупорную глину и строили из неё печи до 2 метров высотой и до метра в диаметре, укрытые от мороза в срубы с обычной глиной. В среднем на кило железа уходил воз древесины, поэтому заготовляли лес и добывали руду летом, а перевозили зимой, когда вставший лёд открывал нартенные пути. Одну плавильню строили и обслуживали 10-15 человек: гораздо раньше, чем на Урале, тут возникла пусть и сверх-архаичная, но - промышленность. Под навесом - реплика якутской плавильни, яма для пережигания дров на древесный уголь и печь летней кузницы вроде камелька. Последнюю подарил музею Борис Неустроев - Мандар Уус, одно из изделий которого я показывал в музее в Чурапче, а есть они и в якутском Музее Хомуса:

48.


Зимой кузнецы работали прямо в жилых балаганах, давая им дополнительное тепло, но тут зимняя кузница - в отдельном здании. Справа, обёрнутые шкурой - якутские меха:

49.


По всему помещению - инструменты:

50.


И кусок болгуо, то есть крицы. Её килограмм получался из 10 кило руды, ещё 1/3 шлаков и примесей выбивала дальнейшая перековка. На выходе получалось волокнистое железо или даже качественная сталь, но чаще - смесь того и другого. Её русские казаки и знали как "якутское железо" - гибкое, но поддающееся закалке. Качеством оно было сравнимо с уральским или даже европейским железом, а главное - у русских не получалось так же эффективно выплавлять его из местных руд, и зависимость от якутских металлургов вынуждала русскую власть быть сговорчивее в вопросах местного самоуправления и сбора ясака. Ленский тракт открыл Якутию для поставок уральского железа, но ещё в середине 19 века тут добывали порядка 50 тонн руды в год.

51.


Самое дальнее и самое уникальное сооружение музея - это миэлингсэ, мельница-топчанка. Её конструкция сложилась в 19 веке, когда якуты, посмотрев на русских, убедились, что если пахать землю, из неё не полезут абасы, и сами начали выращивать пшеницу и картофель. Эту топчанку построил в 1934 году в местности Усун-Куол Сыланского наслега Чурапчинского улуса мастер Семён Дьяконов (Сэмэн Уус) при участие братьев-кузнецов Энсии.

52.


В Якутии мало рек, да и те стоят 2/3 года; бывают ураганы, но в основном - штиль. Так что ни ветряных, ни водяных мельниц тут не было, а единсвенным источником энергии оставался гужевой. На топчанке бык не ходил по кругу, хотя сам того не понимал - животное топталось на месте по наклонной шестерне, заставляя её вращаться:

53.


Привод в здании мельницы:

54.


И жёрнов над ним, совсем маленький по сравнению со всей конструкцией:

54а.


Частью мельницы был амбар, где теперь вместо зерна - утварь. Обратите внимание, что нигде по всему музею мы не видели керамики - сделать металлическую посуду или вытесать её из дерева металлическим ножом якутам было проще, чем обжечь из глины.

55.


Ценность последней топчанки такова, что в 2019 году её реставрацию курировал лично Глава республики Айсен Николаев в рамках проекта "Сохраним памятники". Колесо, увы, пришлось заменить, но оригинальный каркас так и лежит в траве гигантской паутиной:

56.


...Суорун Омолоон планировал создать 6 музеев, но успел - только 3. По факту даже 4: небольшой скансен в селе Кёрдем собрали из построек, не отданных в "Дружбу". Музей Якутского тракта создали другие и не совсем там - Дмитрий Кононович хотел расположить его в Табаге, но в 2005 году старый ям в Еланке ближе к Ленским столбам восстановили местные жители братья Соколовы. В Якутске Суорун Омолоон хотел создать Музей естественной истории, посвящённый "природе Севера и человеку Севера", но в общем и действующие музеи вполне раскрывают эту тему. Обиднее всего за несостоявшийся музей народностей Севера, который Дмитрий Кононович хотел расположить поистине труднодоступно - в селе Тополиное за 200 километров от Колымской трассы, в тупике круглогодичной дороги вдоль Яны. Ну а последним лугово-аласным творением Суоруна Омолоона стал странный литературный скансен "Татта" в райцентре Ытык-Кюёль. Куда и отправимся в следующей части.

ЛЕНА-2022
От Усть-Кута до Якутска. Оглавление и обзор.
От Якутска до дельты, а также верховья. Оглавление и обзор.
Верхняя Лена (Иркутская область) - см. оглавление №1.
Средняя Лена (Витим - Якутск).
Витим и Ленск.
Лёнск - Олёкминск.
Олёкминск.
Ленские Столбы.
Еланка - Табагинский мыс.
Долина Самартай. Булуус, Турук-Хая, Курулуур.
Кердем, Павловск, Нижний Бестях.
Нижний Бестях - Якутск - Кангалассы. Порты и переправы.
Якутия в общем.
Природа, история, символы.
Якуты. Материальное.
Якуты. Духовное.
Неякуты. Русские и коренные народы Севера.
Якутск. Старый город и новый облик.
Якутск. Вечная мерзлота.
Якутск. Музеи Якутска.
Якутск. Центр.
Якутск. Окраины.
Якутск. Чочур-Муран.
Заречные улусы Якутии.
Усть-Алданский улус. Соттинцы.
Усть-Алданский улус. Алас Мюрю.
Мегино-Хангаласский улус. Майя.
Магино-Хангаласский улус. От Ломтуки до Бютейдяха.
Чурапчинский улус. Чурапча.
Чурапчинский улус. Арылах.
Таттинский улус. Черкех и окрестности.
Таттинский улус. Музей в Черкехе.
Таттинский улус. Ытык-Кюель.
Нижняя Лена - будет позже.
Амуро-Якутская магистраль - будет позже.